Ксения Буржская

Есть в этом какое-то противоречие, но нет: когда меня спрашивают, зачем я уехала, я отвечаю, что так сложились обстоятельства, и они действительно сложились так.

Я родилась в Ленинграде, и по всем параметрам я «чисто питерская» девчонка, но Питер для меня слишком медленный и слишком холодный.

Буржская, конечно, не настоящая моя фамилия, так меня с детства называла тетя. Когда я решила, что буду писателем (лет в шесть, наверное), она сказала: «Однажды я приду в магазин и спрошу: где у вас тут книги Буржской? И куплю». До сих пор ждет.

У меня были синие волосы, зеленые волосы, красные волосы, никаких волос, дреды, панк и выбритые виски, и шмотки я носила всегда в клеточку и в полосочку — цветные и вместе. Мама говорила, что я одеваюсь в гардеробной убитого клоуна. Теперь я предпочитаю серые мешки и брошки.

У меня пять татуировок, и все они — о литературных произведениях, которые оказали на меня необратимое влияние.

Я окончила французскую школу, у меня есть дипломы Электротехнического университета, Таусонского университета США, диплом школы Родченко, но всё, чему я научилась на практике, — складывать слова в предложения.

Я работаю сммщиком, у меня свое маленькое бюро, большинство сотрудников которого никогда до встречи со мной не занимались текстами. Эти пишут лучше всех.

Я точно знаю, кто мои люди. Не знаю, почему это знаю: просто ставлю диагноз по аватарке, вот этот — мой.

Я умею ждать. Могу ждать долго. Всю жизнь, если потребуется.

До 29 лет я была поэтом, потом прошло.

Жизнь, как мне кажется, не делает ни одного лишнего движения. Но это не сразу заметно.

Я плохо вожу машину, но мне нравится ехать одной по пустому шоссе, включив на полную мощность хиты нулевых: Земфиру, «Аквариум» или Басту. Особенно во Франции — вокруг Москвы ведь нет никаких пустых шоссе.

Я внимательный и легкий человек. Но и это не сразу заметно.

Моя кошка по имени Моби живет в Москве в удивительном доме, из которого все, кто прожил там год, уезжают на собственную свадьбу за границу. Уже восемь лет подряд: ни одной осечки.

Семье из пятерых человек с детьми нелегко найти подходящую квартиру, но мы нашли: живем в доме-музее архитектора Ле Корбюзье.

Мне не интересны политические и какие бы то ни было срачи, я далека от обсуждения экономических проблем. Люди, львы, орлы и куропатки — это всё, что на самом деле меня интересует. Словом, все жизни.

Я всегда хотела писать, и вот — пишу.

300 жалоб на Париж: подписаться на реалити

Потом приехали в Амстердам. Рейс ранний, было холодно, влажно, хотела поцеловать. Больше ничем не запомнилось.

На завтрак давали яйцо «бенедикт». Между прочим, яйцо «пашот» от яйца «бенедикт» не отличается почти ничем — только голландским соусом, который сделать сложнее, чем спаржу запечь. Сначала тебе надо извернуться и сварить яйцо «пашот» — это непросто, потому что огня то много, то мало, то ты мешаешь воду слишком быстро, то слишком медленно. Или — то уксуса перебор, то нехватка. Короче, я долго мучилась дома с «пашотом», так и не добилась идеального результата. Все, что получается хорошо — получается хорошо случайно. А соус — это я вообще никогда не возьмусь: надо смешать соль, желток, масло, белое вино, лимонный сок. Не слишком ли для одного яйца? Хотя вкусно. В общем, холодно, хотела поцеловать, яйцо «бенедикт» давали на завтрак, и было вкусно.

Вышли на улицу. Я сказала, что погодка не очень в этом городе, не стоит, наверное, сюда переезжать. Она рассказала, как однажды наелась грибов, и с ней разговаривали деревья. Немедленно пошли на поиски говорящих деревьев.

Купили в ларьке мешочек грибов, написано: медиум. Средней тяжести, значит. Продавец за прилавком улыбнулся глазом косым, предложил меню: можно выбрать такие, чтобы деревья не только разговаривали, но еще и танцевали краковяк.

Грибы лежали сухими стручками: ножками похожи на белые, шляпками — на поганки. Вкус оказался грибной, дачный, осенний. Жевались сложно, с горчинкой, но надо! От страха съела один.

Вернулись в отель. Легли на кровать и стали ждать: ничего не происходило. Обнимались, смеялись, и снова ничего не произошло, кроме счастья, но какой это спецэффект?

Вышли на запотевшую улицу, и под ногами пружинил батут, точнее, асфальт, сбоку плыли деревья, точнее, канал, воздух был очень густой, будто бы мыльный: ну как же, ничего ведь не происходит.

Обед пропустили.

Зашли в магазин и купили странных одежд: все садилось идеально, но медленно, обнимало, как одеяло. Просто гуляли. Лениво было все: лепить ртом слова, доливать им голос. Тем временем, стало темнеть, и зажглись огни. Долго плутали по кривым улицам в поисках ужина. Ресторан, надо сказать, мы всегда выбираем столетиями. То народу слишком мало, то слишком много, то наклейки Tripadvisor нет, то чекина в Foursquare, то цены не очень, то атмосфера. См. яйцо «бенедикт». В общем, крутились в улицах, как носки в барабане стиралки, едва уворачиваясь от рук бесконечных шлюх.

Тут одна вывеска показалась мне слишком красивой, чтобы не поделиться. Я сказала:

— Смотри. Смотри, какая лисица!

Хотя мне хотелось сказать: «я люблю тебя», как всегда, когда я что-нибудь говорю.

— Да.

Утром следующего дня я обнаружила, что слова вообще не важны.

С той вывески смотрел олень с острыми березовыми рогами.

Меня зовут Ксения, мне 32 года, я живу во Франции и больше всего на свете люблю русские книги, пельмени и Москву.

Ксения Буржская

Программный текст из постоянного репертуара.

Потом приехали в Амстердам